Жорес АЛФЁРОВ: «Чтобы бизнес в России вкладывал деньги в науку, он должен понять, что наука ему нужна»

Сегодня много говорится о том, что промышленность России остро нуждается в передовых наукоемких технологиях. Жорес АЛФЁРОВ, лауреат Нобелевской премии, ректор Академического университета РАН, поделился своим взглядом на состояние современной науки и на проблему невостребованности научных исследований государством и бизнесом.  

– Жорес Иванович, вы считаете одной из ключевых проблем нашего государства незаинтересованность деловых кругов и общества в целом в результатах научной деятельности. Как достижения науки могли бы изменить текущую экономическую ситуацию в России?

– Для того чтобы текущее экономическое положение России изменилось, нужно, чтобы экономика страны определялась не только сырьевыми богатствами, но и тем, что называется «высокими технологиями». В советское время в стране были созданы основные отрасли высокотехнологичной промышленности – судостроение, авиационная промышленность, приборостроение, электроника, радиопромышленность, атомная и космическая промышленность.

Как-то мне случилось беседовать с вице-премьером (и будущим премьер-министром) Украины Николаем Яновичем АЗАРОВЫМ. Именно он очень хорошо сформулировал тезис о том, что мы все время стремимся догнать так называемые цивилизованные страны Запада по ВВП на душу населения. Скажем, ВВП на душу населения в Украине в то время – а это 2005–2006 годы – был в 10 раз ниже, чем в Швейцарии. Можно в таком случае развивать сельское хозяйство, можно развивать металлургию, можно на всем этом поднять показатель ВВП примерно в полтора раза. Но в 10 раз – нельзя. Значительного, в разы, увеличения ВВП можно достигнуть только путем развития высокотехнологичных отраслей экономики на основе научно-технических исследований и разработок.

Базой развития человечества за последние пять тысяч лет является разработка новых технологий на основе научных исследований. Мы говорим: век пара, потом век электричества, потом век атомной энегии… А что явилось основой этого? Исследования в области физики, термодинамики, создание паровой машины и т. д. Позволю себе привести такой пример. Когда Фарадей открыл электричество, премьер-министр Великобритании спросил у него: «А что мы будем делать с вашим электричеством?», – и он ответил: «Вы будете получать с него налоги».

– В своей книге «Власть без мозгов. Отделение науки от государства» вы говорите, что Россия отстает от передовых стран в пять-семь раз. По вашему мнению, можно было бы сократить это отставание в максимально сжатые сроки? Какие изменения должны для этого произойти в экономической политике?

– Ситуация такова, что быстрых результатов сейчас добиться не получится, поскольку нужно менять всю экономическую политику. Я не экономист. Но я четко формулирую: наука должна быть востребована. А востребована наука только тогда, когда она нужна экономике.

При этом пока руководство компаний начнет понимать, что бизнесу наука действительно необходима, пройдет много времени. Частный бизнес согласен финансировать научные исследования, вкладывать деньги только тогда, когда видит свою непосредственную выгоду. Естественно, что наука – это не та отрасль, которая приносит прибыль быстро. На это уходят годы. В свое время в США такие крупнейшие компании, как Bell Telephone, General Electric, Westinghouse, имели мощные научные центры и финансировали, в том числе, и базовые исследования. Так, в Bell Telephone работало 16 нобелевских лауреатов. Однако затем и на Западе частные компании стали сворачивать базовые исследования, и сейчас эти исследования ведутся там преимущественно за счет федерального бюджета, через университеты.

Про уровень жизни я говорить не буду: повторяю, я не экономист. Но наука должна быть нужна государству. Когда она является невостребованной – а это именно то, что произошло у нас за последние 25 лет, – потери становятся гигантскими. В первом правительстве Гайдара был министр науки и технологии Борис Георгиевич САЛТЫКОВ – он считал, что в России наука избыточна, что у нас слишком много научных работников. В начале девяностых годов страна очень быстро потеряла примерно половину научных работников. Сейчас большинство из них работает на Западе и приносит там огромную пользу.

– Сегодня очень много перспективных молодых людей, которые, глядя на текущую экономическую ситуацию в России, предпочитают получать высшее образование и заниматься научной деятельностью за рубежом. Что бы вы могли сказать человеку, который, планируя дальнейшую научную работу, выбирает между российским и зарубежным вузом? И чему России стоит поучиться у стран, которые переманивают молодых ученых перспективами?

– Я работаю в России и считаю, здесь можно получить во всех отношениях хорошее образование. В частности, в Академический университет РАН идет очень много талантливой молодежи, которая действительно хочет учиться здесь.В Соединённые Штаты уезжали и уезжают получать образование молодые люди не только из РФ, но и из Европы. Причины очень просты: условия для научной работы там лучше и научные результаты востребованы больше. Проблема России в том, что наука не востребована экономикой и обществом. Чтобы молодежь не уезжала за рубеж, наука должна быть нужна стране – а для этого необходимо менять модель экономического развития.

– Вы говорите о невостребованности науки обществом – а каким образом, по вашему мнению, можно повысить в обществе интерес к науке?

– Приведу пример: непосредственно после Великой Отечественной войны перед Советским Союзом остро встала атомная проблема. В тот период резко повысился престиж науки: одновременно – не только в атомной области, но и в других – были выдвинуты конкретные проекты и задачи, которые нужно было решить, государство повысило зарплаты научным сотрудникам и т. д.

Сейчас государство проводит реформу научной отрасли. Такая реформа не нужна! Требуется не такая реформа, а развитие, а его следует проводить, задавая конкретные задачи. Для того чтобы написать, какие критические технологии нужны России, не нужно никаких особых знаний, достаточно заглянуть в Интернет. А вот для того чтобы по этим направлениям выдвинуть конкретную проблему, решение которой выведет страну на совершенно иной уровень, требуются и знания и квалификация. К сожалению, такая работа не делается.

Люди, которые сегодня определяют развитие науки, в том числе мой выдвиженец Андрей Александрович ФУРСЕНКО, не понимают, как наука должна развиваться. Дело в том, что осуществлять по-настоящему эффективное руководство в области науки могут только специалисты, которые сами в этой сфере сделали что-то существенное и серьезное. Руководители научных направлений – в том числе, если речь идет о Российской академии наук – должны иметь достаточно высокую квалификацию, чтобы поддержать новые перспективные отрасли. Их задача в том, чтобы увидеть важную проблему, увидеть перспективы, возможности, которые даст ее решение, и вовремя стимулировать поиск такого решения. Это можно делать, обращая внимание на те проблемы, которые уже решены на Западе, а у нас еще нет. Еще более значимы вопросы, не имеющие решений на Западе: получив решение, мы можем выйти на принципиально новый уровень развития.

– Вы работали и при советской, и при российской власти. Как поменялось отношение к научным сотрудникам?

– Я отвечу, в чем заключается основная разница. Проблемы, которые мы решали в советское время, заключались в том, что мы с властью обсуждали конкретные научно-технические вопросы: допустим, проблемы отставания в какой-то определенной области, необходимость интенсивно развивать то или иное направление. А в последние 25 лет мы в основном обсуждаем, как достать деньги, а не как решать проблемы – и на вопросе «как достать деньги» выросло поколение научных работников, которые озабочены не решением научных проблем, а тем, как выиграть грант.

– А каких успехов, на ваш взгляд, могла бы добиться Россия при достаточном финансировании научной сферы в последнее десятилетие?

– Если бы вместо развала Советского Союза мы приняли модель эволюционного развития страны, то, полагаю, мы ни в чем бы не уступали самым передовым западным странам. Когда мы разделили государство на 15 независимых стран, мы нанесли тяжелейший удар по России и по ее экономике.

Дело же не только в достаточности или недостаточности финансирования науки: дело в том, что необходима программа научно-технического развития, программа возрождения высокотехнологичных отраслей промышленности.

— Вопреки всем действиям власти, реформам, сокращениям финансирования, наука в России продолжает жить. Какие отрасли науки, на ваш взгляд, являются самыми перспективными в нашей стране? Какие направления государству следовало бы поддержать в первую очередь?

В науке всегда есть ряд областей, где появляется то, что я называю прорывными технологиями. Скажем, в ХХ веке такими прорывными технологиями были атомная энергетика, развитие информационных технологий, особенно полупроводниковой электроники, развитие космических технологий. Эти прорывные технологии даже сегодня, в очень тяжелых условиях, дают России некоторые возможности. Однако новое столетие, естественно, рождает новые прорывные технологии.

Прорывные технологии ХХI века – это в первую очередь те, что направлены на сохранение здоровья человека. Онкологические, сердечно-сосудистые заболевания стали настоящей бедой – значит, нужны новые лекарства, а также новые методы доставки лекарств именно в то место, где они острее всего необходимы. В России используется множество лекарственных средств западного производства, и сейчас мы боимся, что нам перестанут их поставлять. Что ждет страну в этом случае? России нужно иметь собственную фармацевтику, а значит, необходимо развивать данное направление с учетом новых технологий и научных исследований. Фармацевтика в России сегодня развивается (скажем, в настоящее время в Санкт-Петербурге есть фирма «Биокад», где работают, в том числе, выпускники Академического института РАН, она занимается решением конкретных научных задач), однако темпы развития этого направления нельзя назвать достаточными.

Также еще очень долго будут оставаться востребованными информационные технологии. России важно иметь свою мощную микроэлектронную промышленность. Сегодня микроэлектроника употребляется повсеместно: кремниевые чипы используются в паспортах, в электронных картах метро, без них не будет компьютеров, без них мы не сможем посылать ракеты в космос. Следовательно, микроэлектронная промышленность в перспективе – один из основных заказчиков научных исследований. Это чрезвычайно важный процесс: России нужны те отрасли промышленности, которым необходимы научные исследования, и именно научные исследования определяют развитие таких отраслей.

Для того чтобы бизнес в России вкладывал деньги в науку, он должен понять, что наука ему нужна. А она нужна, в том числе сырьевому сектору экономики, тем же Газпрому и «Роснефти»: с одной стороны, никакая другая страна не имеет подобных запасов углеводородного сырья, а с другой стороны, производительность труда в наших компаниях намного меньше, чем в западных. Имеется только один способ повысить производительность труда – новые технологии. Имеется только один способ ввести новые технологии – научные исследования. И крупным российским сырьевым компаниям неизбежно придется заказывать исследования, заказывать науку – в противном случае они начнут терять свое положение на рынке. Сегодня наступает время, когда их доходы могут расти только благодаря самой работе, а эта работа требует научных исследований.