Без единого выстрела. Как советские ученые меняли ход Великой Отечественной войны
В тени «Крустозина»
История изобретения препарата «Крустозин» микробиолога Зинаиды Ермольевой, получившей титул «Мадам Пенициллин» от первооткрывателя этого действующего вещества Говарда Флори, прогремела на весь мир. И она, безусловно, того заслуживает: лекарство спасло от смертельных инфекций сотни тысяч раненых солдат Красной армии. «Крустозин», оказавшийся эффективнее зарубежного аналога, на 80% сократил смертность среди раненых и больных, спас тысячи солдат от ампутаций и инвалидности. То есть вернул их в строй.
В тени этого, безусловно, выдающегося достижения остались другие, не менее прорывные продукты отечественной фармакологии. В 1942 году микробиологи Института малярии и медицинской паразитологии Георгий Гаузе и Мария Бражникова получили препарат грамицидин С. Его и сейчас можно приобрести в любой аптеке в виде таблеток или спреев от боли в горле. В их составе – именно то действующее вещество, которое разработали во время Великой Отечественной войны.
Грамицидин эффективно подавлял рост стафилококков, стрептококков, пневмококков, возбудителей анаэробной инфекции. При его приеме практически не развивалась устойчивость патогенных микроорганизмов. А вот недостатком лекарства стала высокая токсичность, поэтому он мог применяться только наружно. Его наносили на тело раненых в виде пасты. Она не давало им погибнуть от гнойных инфекций, гангрены и ожогов, убивала опасные стрептококковые и стафилококковые бактерии.
«За кадром» остался и еще один научный подвиг. Выдающийся ученый Борис Александрович Кудряшов в годы войны создал препарат тромбин, способный быстро останавливать кровотечения.
Кудряшов синтезировал препарат, который показал удивительные результаты: кровь сворачивалась всего за 3–6 секунд. Осенью 1941 года средство было одобрено хирургической комиссией Наркомата обороны. Уже в апреле 1942 года первая промышленная партия стерильного тромбина была произведена в Москве и начала поступать на фронт. Препарат использовался при первичной обработке ран, хирургических операциях и перевязках.
Это открытие подтолкнуло Кудряшова к созданию другого лекарственного средства. Уже после войны он синтезировал первый отечественный препарат, растворяющий тромбы, – фибринолизин. Препарат спас тысячи жизней и открыл новые возможности для медицины, по сути, положил начало новой эры в лечении сердечно-сосудистых заболеваний.
Дышать полной грудью
Еще свежи в памяти воспоминания о ковидной пневмонии, когда кислородные установки спасали от неминуемой смерти тысячи пациентов.
А ведь производство жидкого кислорода в промышленных масштабах зародилось в годы Великой Отечественной войны. Он был необходим для медицины, для производства взрывчатки, для дальних полетов военных летчиков и для новых производств, которые разворачивались в тылу.
Решение этой задачи связано с именем выдающегося физика Петра Капицы. Он еще до войны занимался исследованиями в области низких температур и сверхтекучести гелия. Его работы в этой области стали фундаментом для создания уникальных установок, способных производить жидкий кислород в промышленных масштабах.
Когда началась война, Институт физических проблем, которым руководил Капица, был эвакуирован в Казань. Здесь уже в 1942 году была разработана и изготовлена первая турбокислородная установка, получившая название «Объект № 1». Ее производительность достигала 200 кг жидкого кислорода в час.
В начале 1943 года установка была запущена в эксплуатацию, став настоящим прорывом для военной промышленности. В 1942 году началось проектирование более мощной установки. Производительность «Объекта № 2» была в десять раз выше, чем у первого. Эта установка стала самой мощной в мире.
Работы Капицы заложили основы для будущего развития криогенной техники. Его установки стали прообразом современных систем, которые сегодня используются в самых разных отраслях – от медицины до космической промышленности.
Лучше алюминия
Советский металлург Андрей Бочвар хорошо известен как один из участников советского атомного проекта. И гораздо меньше – как человек, в годы войны буквально поднявший в небо всю советскую авиацию. Бочвар создал уникальный, легкий и прочный сплав – цинковистый силумин, который экономил пятую часть дефицитного алюминия и не требовал энергоемкой закалки.
Силумин был легче стали, но при этом обладал высокой прочностью. Благодаря этому обеспечивал самолетам экономию топлива и увеличивал их грузоподъемность. Его текучесть позволяла создавать сложные детали, а устойчивость к коррозии делала его идеальным для использования в агрессивных средах, включая морскую воду.
Использование силумина позволило увеличить производство самолетов в несколько раз! Он нашел применение в самых разных отраслях. Например, его начали использовать в производстве танковых двигателей, а позже – в советском автопроме.
Проверено Сталиным
Еще одним материалом, спасавшим советскую авиации от острой нехватки алюминия во время войны, стала дельта-древесина – уникальный композит, созданный на основе формальдегидной смолы и армированный древесными волокнами.
Она превосходила обычную древесину по прочности, была практически негорючей, устойчивой к грибкам и имела долгий срок службы. Благодаря этому материалу СССР смог резко увеличить производство боевых самолетов, особенно в условиях эвакуации заводов на восток страны.
Но путь дельта-древесины к признанию был непростым. Даже Сталин, известный своей подозрительностью, лично проверял ее свойства. По воспоминаниям наркома авиационной промышленности Алексея Шахурина, вождь положил горящую трубку на образец материала, а затем попытался поцарапать его ножом. Древесина не обуглилась и не поддалась лезвию. «Надо наградить того, кто изобрел это», – сказал Сталин. Так главный инженер завода винтов и лыж Леонтий Рыжков, создатель дельта-древесины, получил орден.
Материал использовали в производстве истребителей Лавочкина, штурмовиков Ильюшина и других самолетов, которые сражались на фронтах Великой Отечественной. А после войны дельта-древесина стала основой для разработки новых композитных материалов, которые открыли дорогу в космос, позволили преодолеть сверхзвуковой барьер и создать современную авиационную технику.
Посмотрите на сварку
Одним из тех, кто перевернул представление о производстве военной техники, стал выдающийся инженер Евгений Патон. По сути, он совершил революцию в сварочном деле, которая позволила Советскому Союзу в десятки раз увеличить выпуск танков и другой военной техники.
Еще до войны Евгений Патон утверждал: сварка – это не просто ремесло, а будущее промышленности. Его целью было создать технологию, которая бы сделала этот процесс быстрым, надежным и максимально автоматизированным.
К 1939 году он разработал первые образцы автоматической дуговой сварки под флюсом. Но настоящий вызов ждал впереди. С началом Великой Отечественной, в условиях острой нехватки ресурсов и кадров, Евгений Патон и его коллеги освоили сварку высокопрочных броневых сталей, из которых делали танки. Таких технологий не было ни в СССР, ни за рубежом.
В январе 1942 года из ворот цеха выехал первый Т-34, корпус которого был полностью сварен на автоматических установках Патона. Танк, который раньше требовал 20 часов ручной сварки, теперь собирался за 2 часа. И работали на этих установках не опытные сварщики, а подростки 15–16 лет – другой рабочей силы просто не было.
К концу 1942 года на заводах страны уже работало около 40 автоматических сварочных установок. Каждый день с конвейера Уралвагонзавода выезжало по 15 новеньких «тридцатьчетверок». Это был настоящий прорыв, который изменил не только ход войны, но и основы послевоенной промышленности: автоматизированную сварку начали применять повсеместно.
Оседлавший скорость
Имя Мстислава Келдыша можно считать синонимом преодоления невозможного. Именно этот выдающийся математик открыл новые горизонты для советской авиации. Дело в том, что в 1930-х годах, когда самолеты начали стремительно набирать скорость, перед инженерами встала новая, смертельно опасная проблема – флаттер. Это явление, при котором крылья и элементы управления самолета начинали вибрировать с такой силой, что машина буквально разваливалась в воздухе за считанные секунды.
«Будто огромные невидимые кувалды со страшной силой барабанят по самолету, – описывал флаттер в своих воспоминаниях известный советский летчик-испытатель Марк Галлай. – Все трясется так, что приборы на доске передо мной становятся невидимыми, как спицы вращающегося колеса».
Пилоты гибли, не понимая, что происходит. Флаттер стал проклятием скоростной авиации, и именно Келдышу суждено было найти ключ к его разгадке. Обладая уникальной способностью сочетать математическую строгость с инженерной интуицией, ученый сумел создать математическую модель этого явления. Его расчеты позволили понять, как избежать катастрофических вибраций, и внести изменения в конструкцию самолетов. Благодаря этому к началу Великой Отечественной войны советская авиация подошла без этой проблемы, в то время как немецкие конструкторы все еще боролись с флаттером.
Но на этом вызовы не закончились. Другая проблема, с которой столкнулись авиаторы, получила название «шимми» – в честь модного тогда фокстрота. Переднее колесо самолета с трехколесным шасси начинало бешено вращаться вправо-влево во время взлета или посадки, что могло привести к разрушению машины.
Келдыш и здесь нашел решение, разработав инженерные рекомендации, которые полностью устранили эту угрозу. За всю войну на советских аэродромах не было зафиксировано ни одной серьезной аварии, связанной с шимми.
Идеи Келдыша стали фундаментом, на котором выросла не только советская, но и мировая авиация. По сути, именно он «научил металл летать». Сегодня расчеты советского ученого позволяют российским Су и МиГам легко преодолевать сверхзвуковой барьер, успешно решать свои боевые задачи и доминировать в небе. А также наращивать мощь – становится быстрее, выше, мощнее.
Битва за ресурсы
После войны экспорт углеводородов занял стратегическую нишу в советской экономике. Да и сегодня сотни российских танкеров бороздят океаны, доставляя черное золото во все точки нашей планеты. Однако мало кто знает, что фундамент для будущего нефтяной промышленности страны заложил уроженец маленькой белорусской деревни Федьковичи Брестской области Андрей Трофимук.
1942 год стал самым тяжелым периодом войны. Фронт остро нуждался в топливе, а поставки нефти из Баку были затруднены. Стране срочно требовался новый источник нефти. Решить эту задачу вызвался 30-летний главный геолог объединения «Башнефть» Андрей Трофимук.
«Он был убежден, что искать нефть надо глубже, примерно на 500–600 метров, – вспоминал его коллега, геолог Сергей Николаев. – Но получить на это разрешение было трудно, ведь каждый пробуренный метр стоит больших денег».
Но Трофимук шел ва-банк, хотя риск был огромным. На одном из заседаний обкома ВКП(б) представитель НКВД обвинил геологов во вредительстве и потребовал их ареста. Трофимук, не дрогнув, заявил, что вины геологов нет, а вот обвинитель – настоящий вредитель, так как хочет сорвать открытие. И оказался прав: через несколько месяцев, в сентябре 1943 года, ударил фонтан на Кинзебулатовском месторождении.
Скважина давала до 6000 тонн нефти в сутки – больше, чем любая другая в стране. «Нефть сразу шла на переработку и далее – на фронт», – с гордостью вспоминал Трофимук.
Это открытие стало настолько важным, что 29 января 1944 года 32-летнему Андрею Трофимуку было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Он стал первым геологом, удостоенным этой награды.
24 300 заявок на изобретения подали советские ученые в годы войны.
В том же году ученый сделал еще одно открытие, которое изменило историю нефтяной промышленности страны. Речь шла о Туймазинском месторождении, где нефть залегала в девонских слоях на глубине более 1700 метров. Многие считали эту идею безумием, особенно в условиях войны. Но Трофимук верил в свои расчеты. Первая же скважина дала мощный фонтан – 250 тонн нефти в сутки. Это открытие не только обеспечило фронт топливом, но и заложило основу для послевоенного развития нефтяной отрасли.
Хлебное дело
Фронт требовал не только топлива, но и хлеба. В условиях, когда миллионы гектаров плодородных земель оказались под оккупацией, страна остро нуждалась в новых сельскохозяйственных технологиях и сортах, которые могли бы давать высокие урожаи в сложных климатических условиях. И здесь на помощь пришли ученые-селекционеры, чьи открытия стали настоящим спасением для страны.
Центром научной мысли стала Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, эвакуированная в Омск. Ее селекционеры Л. В. Катин-Ярцев и Л. И. Иванов вывели три новых сорта картофеля, специально адаптированных для сибирских условий. Эти сорта отличались не только высокой урожайностью – на 20% выше, чем у ранее районированных, но и устойчивостью к засухе и низким температурам. В условиях, когда каждый килограмм продовольствия был на счету, такие сорта стали настоящим подарком для страны.
В Саратове, в Институте зернового хозяйства Юго-Востока, трудился известный селекционер А. П. Шехурдин. В годы войны он создал новые сорта яровой пшеницы, которые в засушливых условиях Поволжья давали урожай на 2–3 центнера с гектара выше, чем старые. Эти сорта заняли огромные площади в Саратовской и Волгоградской областях, став важным вкладом в продовольственную безопасность страны.
Еще одним героем сельскохозяйственной науки стал А. А. Краснюк, сотрудник того же института. Он создал знаменитую озимую рожь «Волжанка», урожайность которой превышала показатели старых сортов на 2,7 центнера с гектара. Но главное достижение Краснюка – это многолетние кормовые гибриды житняка и пырея, которые обладали высокой питательной ценностью и стали настоящим прорывом в кормопроизводстве.
На Кубани селекционер П. П. Лукьяненко и его команда вывели сорта озимой пшеницы «Краснодарка» и «Новоукраинка-83». Эти сорта отличались не только высокой урожайностью (а прибавка достигала 80 центнеров с гектара), но и уникальными мукомольными и хлебопекарными свойствами. Зерно этих сортов держалось в колосьях до самой осени, что позволяло собирать устойчивые урожаи даже в сложных условиях. В годы войны и послевоенное время эти сорта занимали огромные площади на Кубани, давая стране миллионы пудов хлеба.
Благодаря этим достижениям страна не только смогла прокормить армию и тыл, но и заложила основы для послевоенного восстановления сельского хозяйства.
Оружие Победы
Великая Отечественная война стала мощным катализатором для развития оборонной промышленности. К 1945 году Советский Союз обладал лучшей в мире армией, оснащенной передовой техникой. Опыт войны дал мощный импульс развитию оборонно-промышленного комплекса, и многие современные разработки впервые получили массовое применение именно в те годы.
Такие, например, как штурмовая авиация. Эти самолеты – крылатые защитники пехоты, которые работают на малых высотах, наносят точечные удары и поддерживают войска на передовой. Во время Великой Отечественной войны таким самолетом стал штурмовик Ил-2, прозванный нацистами «Черной смертью». Его броня весила более 700 кг и надежно прикрывала летчика и важные агрегаты от пуль и осколков.
Он стал одним из самых массовых самолетов в истории авиации: было построено более 36 тыс. таких машин. После войны, используя опыт создания и производства Ил-2, конструкторы ОКБ Сухого разработали штурмовик Су-25, который совершил первый полет в 1975 году и до сих пор остается одним из лучших в своем классе. Получивший прозвище «Грач», он участвовал в десятках конфликтов и сегодня активно применяется, подтверждая свою эффективность.
Танковые сражения Великой Отечественной войны стали одними из самых масштабных в истории. И победу в них Красная армия одержала не только благодаря мужеству и мастерству своих экипажей. Несмотря на тяжелейшие условия, тыл обеспечивал фронт железными машинами. До конца войны было выпущено более 110 тыс. единиц бронетехники, включая легендарные Т-34 и тяжелые ИС-2.
Сегодня традиции советского танкостроения продолжает корпорация «Уралвагонзавод». Именно опыт Великой Отечественной войны позволяет нам оставаться лидерами в танкостроении.
Правнуки «Катюши»
Реактивные системы залпового огня – оружие, по своей мощи уступающее только ядерному. Родоначальником российской реактивной артиллерии стала легендарная «Катюша» – БМ-13. Ее создание – результат многолетней работы советских конструкторов, включая химика Николая Тихомирова, который разработал пороховую смесь с равномерным горением. Первый залп «Катюши» произвел на военных неизгладимое впечатление, и уже через три дня после демонстрации, 21 июня 1941 года, она была принята на вооружение.
В том же году первые «Катюши» были успешно применены под Ельней. Они наводили ужас на врага, но был и серьезный недостаток: большой разброс снарядов при стрельбе. Это требовало огромного расхода боеприпасов и делало оружие менее эффективным.
Повысить точность стрельбы, сделать это оружие по-настоящему грозным позволили расчеты академика Сергея Христиановича, возглавлявшего лабораторию аэродинамики больших скоростей Центрального аэрогидродинамического института. Он нашел гениальное решение: предложил просверлить в корпусе снарядов наклонные боковые отверстия, которые отводили часть пороховых газов. Это закручивало снаряды в полете, увеличивая кучность стрельбы в 4–5 раз. Простой, но эффективный способ не требовал перестройки производства, и уже вскоре усовершенствованные снаряды отправились на фронт. Эта разработка заложила основы для дальнейших исследований в области реактивной артиллерии и сверхзвуковой аэродинамики.
За годы войны было выпущено более 11 тыс. пусковых установок БМ-13. «Катюша» стала не только символом победы. Опыт ее применения лег в основу современных РСЗО, таких как «Град», «Смерч» и «Торнадо». Сегодня эти системы играют ключевую роль в различных широкомасштабных военных операциях, уничтожая командные пункты, склады и технику противника.